Сумасшедшая красота

Скоро обращение к пластическому хирургу станет чем-то вроде похода в парикмахерскую: технологии совершенствуются, цены падают — сегодня каждая шестая женщина и каждый десятый мужчина не прочь улучшать свою внешность хирургическим путем.

Однако далеко не все они готовы к тому, что их ждет на самом деле: к послеоперационным страданиям, неоправданным надеждам на радикальное улучшение жизни и новой психологической зависимости. Почти все пациенты возвращаются к своим врачам, чтобы продолжить изменения

Одна пятнадцатилетняя девочка с родителями приходила, — рассказывает мне патриарх отечественной пластической хирургии профессор Александр Неробеев. — Они стоят в уголке, а она показывает на отца и кричит: «Разве можно было с такой харей иметь детей?» И таких девчонок, которые просто с ума сходят, полно.

Таких девчонок всегда было и будет полно: подросткам положено мучиться из-засвоей внешности. Но десять-двадцатьлет назад они решали эту проблему менее радикальными способами: красились погуще, делали на голове «химию» или, в конце концов, «ирокез», достигая гармонии между мятущимся внутренним миром и внешностью. Конечно, кому-тобогатые родители могли оплатить и пластическую операцию: в Грузии еще в 80−е годы по улицам ходили женщины и девушки с забинтованными носами — все повально убирали национальную горбинку. Но большинство так и вырастало с натуральными носами, кривоватыми ногами и маленькой грудью — и ничего. Многим удавалось полюбить себя такими, какие есть, тем более что других вариантов все равно не было.

Другое дело сегодня: открой любой журнал с конца и увидишь не меньше десятка заманчивых предложений враз достичь мечты. Слова «липосакция» и «имплантаты» понятны теперь каждой девочке, еще вчера наряжавшей куклу Барби. У которой, кстати, такая грудь, что Памела Андерсон нервно курит. Да и Памела, как известно, свою грудь получила от пластического хирурга — от мамы с папой ей досталось довольно скромное наследство. В общем, круг замкнулся: если даже неземной красоты голливудские дивы без конца себе что-то там подрезают, наращивают и подравнивают, не говоря уже про звезд отечественного разлива, то как прожить без пластики всем остальным — с такими ногами, ушами и губами? В общем, «с такой харей»?

Может, денег на операцию пока и нет, но на мечту можно накопить, взять кредит, выпросить у мужа — замужество ведь вовсе не излечивает от страданий по поводу своей незавидной внешности.

Успех налицо

Александр Неробеев делал операции по улучшению внешности еще 20 лет назад, когда на весь Советский Союз было две клиники: Институт красоты на Ольховке и отделение челюстно-лицевойхирургии ЦНИИС. С тех пор, на его взгляд, ситуация в области руко­творной красоты сильно изменилась не только количественно, но и качественно. Теперь в одной только Москве несколько сотен отделений косметической хирургии при больницах и самостоятельных клиник, где делают эстетические операции. Для хирургов пластика — хороший способ заработать: одна операция тянет на две-тризарплаты в больнице.

Желающих что-топодкорректировать в своей внешности с помощью скальпеля с каждым годом становится все больше. На все клиники — и те, где оперируют именитые врачи, и те, что пачками открываются в полуподвальных помещениях, — пациентов хватает. Молоденькие барышни устраивают в кабинете Неробеева некрасивые истерики. Как жить с таким лицом? Как добиться успеха, сделать карьеру, выйти замуж за богатого и успешного, если нос крупноват, а грудь «мальчикового» размера?

«Мы живем в эпоху консюмеризма. Люди стали более ранимыми: все эти призывы "будь секси, будь первым”, фейс-контроли, дресс-кодыочень влияют на людей», — резюмирует профессор.

Маша не делала пока пластических операций, но проводит немало времени на специальных форумах, а при встречах с подругами первым делом интересуется, не надо ли ей приподнять грудь и все ли у нее в порядке с ногами. Маша считает, что ее восприятие собственного тела складывается в основном из мнения окружающих. «Мне говорят, что все отлично, и я успокаиваюсь, но когда остаюсь наедине с собой, то вижу, что надо много чего изменить». Маша даже была на консультации у хирурга — хотела сделать себе грудь, как в девичестве. Эта мысль появилась у нее, как и у многих женщин, после родов. Но дальше консультации пока так и не пошла: «Грудь для меня — не рабочий инструмент, а на эти деньги можно купить компьютер, который для меня гораздо важнее, да еще останется себе на ботинки и что-нибудьребенку купить». И вообще, начитавшись откровений тех, кто подсел на пластику, Маша сделала вывод, что это своего рода психоз. На форумах она не регистрируется и в диалоги не вступает. Но грудь сделать хочет, останавливает только отсутствие денег.

Маша видит у себя и другие недостатки. Сначала она боролась с ними с помощью фитнеса и диет. Теперь, говорит, худеть уже некуда — настала очередь хирургии.

Мы попросили социологов из компании SuperJob провести опрос, в каких случаях люди готовы сделать себе пластическую операцию. Рес­понденты разделились на два лагеря. Первый — романтически воспитанные граждане, считающие, что красота должна быть только естест­венной («в старости нет ничего постыдного», «природа наделила каждого человека своими особенностями», «естественное лицо украшает человека», «те, кто делает пластику ради продления молодости, просто изменяют себе»). Они полагают, что настоящее уродство — внутри человека («жаль, что не делают операций по прочистке мозгов», «меняться надо изнутри»), а эстетическая хирургия — это вмешательство в божест­венный промысел («человек должен жить с теми лицом и телом, которые ему подарил бог»). А иногда просто говорят: «Не дай бог!» или «Это так больно». Второй лагерь — те, кто воспринимает пластическую операцию как нормальный цивилизованный шаг по улучшению своей внешности и повышению «конкурентоспособности» («в шоу-бизнесеили после тяжелой аварии», «с наступлением определенного возраста»). Впрочем, мужчины менее лояльны к хирургическому вмешательству, чем женщины, и считают, что операции годятся только в кинематографических ситуациях («чтобы скрыться от преследователей», «если бы я стал президентом»).

В ходе исследования выяснилось, что 17% женщин (каждая шестая!) отдались бы в руки хирурга, если бы у них были лишние деньги. Наименее лояльными оказались женщины от 20 до 30 лет (67% — только в случаях крайнего уродства, 13% — никогда). Наиболее лояльными — женщины в возрасте между 40 и 50 годами (22% — если бы были лишние деньги, 11% — если нужно по работе, 6% — если нужно кому-топонравиться), но с ними все более понятно: они восполняют не то, что недодала матушка-природа, а то, что отнял возраст.

Антивозрастные операции, рассказывает Неробеев, сильно помолодели: раньше их делали женщины в 40–50 лет, теперь на подтяжку приходят 35−летние.

Стать моложе женщины хотят не только ради себя и своей личной жизни. Карьера — не последний аргумент в желании подправить возраст скальпелем. Тридцать пять лет — как раз та возрастная планка, перешагнув которую работу становится найти несколько сложнее. Работодатели хотят видеть бухгалтеров, менеджеров, экономистов, переводчиков «с опытом работы, до 35 лет». И больше шансов получить вакантное место у того кандидата, у которого приятное молодое лицо, и ничего с этим не поделаешь.

Впрочем, стареть сегодня не принято и в том случае, когда с социальным статусом все в порядке. Морщины и большие деньги несов­местимы. Заместитель генерального директора «Артклиник» (пластическая хирургия и косметология) Евгения Парфенова объясняет мне, что лицо — как часы или автомобиль: должно соответствовать доходам. Если ты успешен, будь добр иметь свежий, цветущий вид.

— А так, мотивы самые разные, — говорит Евгения. — От вполне понятного желания выглядеть моложе и красивее до самых неожиданных. Например, одна дама после развода решила уехать в США и работать там бебиситтером, но не подходила по возрасту. Правда, подогнав лицо под требования работодателей, она почему-тоуезжать передумала.

Хирургический образ жизни

Двадцатилетняя Полина сделала две пластические операции — улучшала нос. Первая, говорит, была неудачная. Результат второй, сделанной в Москве у знаменитого хирурга, ее устраивает.

— А что с носом было не так?

— Да нормальный нос был, прямой, — отвечает Полина, — но надо было, чтобы покороче и чуть вздернутый. Это для камеры — я в кино снимаюсь. Ну и для себя тоже. Вы только имя настоящее не пишите, а то у меня много знакомых взрослых дяденек, им будет неприятно, что я что-тос собой делала.

В ближайших планах Полины — губы, а когда родит, то сразу обязательно сделает грудь.

Но не все такие скрытные, как она. На форумах, посвященных пластической хирургии, девушки публикуют свои фотографии «до», «после» и даже «во время», то есть запечатлевают себя с отеками, гипсом и синяками под глазами. На одном из таких форумов лидирует худенькая барышня под ником Ferrari. Она сделала грудь, нос и собирается, кажется, сделать еще что-то.Сообщество любительниц пластических операций — это особый мир. Здесь обсуждают виды имплантатов и способы их введения, делятся байками и именами хирургов, заслуживающих или не заслуживающих доверия. Правда, многие фотографии вызывают недоумение: где «до», а где «после» без опознавательных надписей не разобраться. Причем часто бюст «до» выглядит заметно лучше, чем «после». То же и с носами: новый нос часто сложно отличить от старого.

Полина говорит, что в очереди на консультацию болтала с девочками, и оказалось, что все пришли по второму, а то и по третьему разу.

«Людей, сделавших более одной пластической операции, много, — говорит психолог Мария Полянина. — В моей практике встречались женщины, с трудом называющие точную цифру — то ли шесть, то ли восемь. Несложные, по их мнению, операции типа блефаропластики вообще не считают. Конечно же, врачи не отговаривают таких пациентов — ведь это бизнес. Более того, в ряде клиник существуют специальные бонусные накопительные системы оплаты, провоцирующие клиентов на повторное обращение».

— Есть такое выражение: «пациент подсел», — смеется Неробеев. — У меня была одна пациентка, молодая красивая девушка, стюардесса международных линий. Я ей сделал то ли восемь, то ли девять операций. Сейчас даже и не помню.

— А вы отговорить ее не пытались?

— Я отказываю, если человек психически неуравновешен, если он слишком зациклен на своей груди или носе или если у него есть противопоказания по здоровью. Еще отказываю, если нет общего языка с человеком, — тогда обязательно будут проблемы. А если операция возможна и пациент хочет, то делаю. Та стюардесса осталась довольна, чувствует себя совершенно счастливой. Я ее недавно встретил в самолете, когда в Америку летел. Говорит: «Я к вам, Александр Иванович, опять собираюсь».

Доктор, у меня мания

Прием в ЦНИИС заканчивается в 13.00, на часах — начало второго, но в коридорчике за дверью с надписью «ночной врач» все стулья заняты. Пациенты сидят, устремив неподвижный взгляд в телевизор. Дама рядом со мной явно пришла делать нос. Он не ужасный, но видно, что ей его неудачно прооперировали. А может, она просто ударилась — в аварию попала например, вот нос и распух. Худенькая женщина, замотанная в платочек, что-тошамкает своему мужу: только он ее и понимает. Еще у одной челюсть свернута на сторону — будут поправлять. До этого сделали уже две операции, и обе неудачные. У остальных никаких видимых признаков травм или нарушений.

Наконец очередь иссякает, и профессор Неробеев устало присаживается рядом со мной напротив телевизора.

— У меня сегодня три человека были с явными психическими отклонениями, — жалуется он. — Одна пришла, говорит: у меня в лице что-топередвигается, и как будто в живот что-тостекает. Я ее к психиатру отправил.

— Что, прямо так и сказали: «Вам к психиатру»?

— Нет, конечно. Велел пройти в другой кабинет. Сказал просто: вас там примет специалист. Другую что-тодушит, а третья… Знаете, я даже рассказывать не хочу.

В неофициальных беседах пластические хирурги и сотрудники клиник говорят, что чуть ли не половина клиентов — люди, мягко говоря, со странностями. Но одно дело — явные отклонения, другое — психологические проблемы, которые во время консультации у хирурга можно и не обнаружить.

— Каждый пластический хирург — хороший психолог, — объясняет мне администратор одной клиники. — Консультация обычно длится несколько часов, и за это время все становится понятно, даже администраторы сразу замечают, с кем могут быть проблемы.

Если женщина приходит и говорит: сделайте мне каждую грудь по полтора литра, то мы такую сразу отправляем. Если результат с эстетической точки зрения будет нехорош, за операцию мы не беремся. Иногда, правда, проблемы уже потом обнаруживаются. Вот убирали мы одному пациенту лопоухость, а он потом приходит и говорит: мне с внутренней стороны бедер надо сделать липосакцию. Зачем, спрашиваю? Да я, говорит, недавно Ленинградский проспект перебегал, так ноги заплелись — упал. Мы, конечно, никакую липосакцию ему делать не стали. А еще одна наша пациентка рассказала, что, после того как мы ей грудь увеличили, ее начальник повысил. Не за грудь, конечно, просто она стала по-другомусебя чувствовать.

— А может, если бы она с психологом побеседовала, то и со старой грудью стала бы себя по-новомучувствовать?

— Ни одна клиника не возьмет в штат психолога: это лишние деньги. К тому же зачем отговаривать пациента, если ему это надо и по всем показаниям операцию ему сделать можно?

Александр Неробеев не берется оперировать не только людей с явными психическими отклонениями, но и тех, кто чересчур сконцентрирован на своей проблеме или предъявляет завышенные требования к результату («хочу быть как Анджелина Джоли»). Отказ получают также люди с повышенной нервной возбудимостью.

Тем не менее на поверку далеко не все хирурги оказываются достаточно проницательными. Психолог Мария Полянина рассказала, что один известный хирург сделал несколько пластических операций психически больному человеку, много лет подряд принимавшему нейролептики. А когда узнал об этом, очень удивился, но в очередной операции по улучшению внешности ему не отказал. Мария считает, что предварительная консультация психолога была бы полезна всем: и пациентам, чтобы лучше разобраться с собственными мотивами и ожиданиями, и хирургам, которые, кроме результатов клинических анализов, необходимых для любой операции, не знают о своем пациенте ничего.

В Европе, например в Германии, предварительная консультация у психолога перед проведением пластической операции считается нормой. Психолог не отговаривает от операции и не заставляет пациента за одну беседу полюбить себя со всеми своими недостатками. Он, скорее, готовит и пациента, и хирурга к последствиям операции, а заодно докапывается до истины: что толкает человека под нож.

Отпугивать и отговаривать людей, решивших изменить свою внешность, бесполезно, да и не нужно, считает большинство пластических хирургов. Они, конечно, кровно заинтересованы в своих пациентках, но и те имеют достаточно мотивов, чтобы пластическая хирургия через несколько лет по степени обыденности приблизилась к косметологии. Ожидания, во всяком случае, уже опережают технологии.

— Приходят очень часто, как в парикмахерскую. Ей говоришь: неделя на реабилитацию, а она отвечает: у меня только четыре дня! — рассказывает Неробеев.

«Вот были одно время в моде "золотые нити”, — вспоминает он. — Результат, прямо скажем, не очевиден, но сама операция достаточно проста. А главное: через полгода-годпонадобится новая. Это же выгодно. А эстетическая хирургия — это в первую очередь бизнес. Знаете, каждый хирург мечтает стать парикмахером. Потому что волосы надо стричь как минимум раз в два месяца. И эстетическая хирургия к этому идет: операции становятся проще, а делать их надо все чаще. Посмотрите, что происходит в косметологии: без конца какие-тоновые аппараты и технологии. Через 5–10 лет 70% этих новшеств окажется фуфлом, но люди-тоходят, платят деньги и получают новое само­ощущение. А в косметологии, как и в пластической хирургии, важен субъективный результат».